Позови меня трижды...

Глава 4. ДЕСЯТКА ПИК

Глянь-ка, сюда, глянь! Ну да, картинки здесь нет. Только, ежели, наберет кто десяточек вот этих черненьких пик, так в и в глазах черно покажется. Это, конечно, если из колоды одну карту скидывать.

В пасьянсе-то с ней по-разному бывает. С королем или дамой - марьяжный интерес, или наоборот несбыточное желание. С тузом пик, видишь, здесь одна пика-то, - неожиданное получение денег. Но во всех других раскладах - никакой радости, одна чернота, одна морока...

* * *

А как-то они пришли с мамой к Макаровне, а она чемоданы укладывает! Мама заголосила, что ей на работу надо, а Макаровна сказала, что всем чо-то надо, а вот ей надо срочно съездить к Ленке на недельку-другую, потому что на Ленку выпала десятка пик. А раз уж она ее подняла, Ленку-то, то, видно, и докармливать ей же до смерти придется. И реветь тут не об чем, Катька с Терехом может посидеть, потому как его опять очень кстати из садика выгнали. Мама сказала, что лучше она коньки на стенку повесит, чем оставит Катю с одним из Терехов. А Макаровна ей ответила, что ничего с ее прынцесой не случиться, да и саму ее не обнимет какой-то Кондратий, если Катька немного посидит с Терехом.

Проходящий поезд на Барнаул, куда закинула судьба непутевую Ленку, шел поздно вечером, поэтому на день Макаровна оставила Катьку себе. Под вечер она, на худой конец, подарила Катьке потрепанную колоду карт, чтобы та иногда ее вспоминала в период отлучки. Катя молча кивнула Макаровне и положила карты в кармашек фартучка, куда тайком складывала за обедом вареную морковку, выловленную из супа.

Деваться маме было некуда, поэтому Катя вместе с близнецами на время переехала к Тереховым. Стола у них не было, а диван стоял, вплотную придвинутый к стене. Катя растеряно встала посреди огромной полупустой комнаты с обшарпанными стенами и не знала, где бы ей расположиться с марлевой подушкой и плюшевым мишкой. Терех, войдя в ее затруднительное положение, от широты душевной показал Танькину железную кровать в соседней комнатушке, под которую Катька тут же залезла почти на весь день.

После обеда, который им разогрела пришедшая из школы Танька, они общими усилиями уложили близнецов на диван, на котором все равно спал, в основном, пьяный папка. А Саша и Ваня перед сном уже задумчиво хмурили брови, как всегда перед тем, как усикаться. Терех спать дома не ложился, осенью ему надо было отправляться в школу, поэтому обычай спать днем он уже считал для себя оскорбительным. Танька пошла к своей подружке Зельке, а Терех великодушно разрешил Катьке тоже не ложиться. Вместо этого он выдернул из обсиканных байковых штанов близнецов резинку и при помощи папкиной бритвы достал из нее тоненькую желтую резиночку - модельку. Потом он натянул ее на никелированные шарики Танькиной кровати и показал Катьке, как надо на ней играть. Ничего подобного Катя еще не видела. Моделька издавала нежный мелодичный звук, она пела и пела до тех пор, пока не лопнула и не ударила Катю по пальчикам больно-пребольно. От боли Катя тут же накуксилась и приготовилась плакать.

- Кать, не вой, молчи, пожалуйста, - горячо уговаривал ее Терех, изо все сил дуя ей на маленькие пальчики. - У меня, когда ты ревешь, все внутри сжимается, просто готов с кого-нибудь шкурку снять, как с картофеля!

Катька испугалась за близнецов и тут же постаралась реветь тихонько, сглатывая слезы. Терех вывалил ей на кровать все свои игрушки, и Катя их перебирала, пока тут же возле них и не уснула. Терех заботливо вытащил у нее из-под беспомощно откинутой головенки деревянную раскрашенную птичку и, со вздохом, сложил все свои игрушки обратно в коробку. Он сел у изголовья кровати и стал смотреть на спящую Катьку. Она была так похожа на трофейную немецкую куклу, которую Таньке купила бабка на базаре! У нее даже ручки были такими же. Щечки у Катьки были розовые, а глазки припухли от слез. А еще Терех ни у кого не видел таких ярких малиновых губ, только на карамельках. Интересно, а как на таких пальчиках тетя Валя ей ноготки стрижет? И матроска, если честно, шла Катьке гораздо больше, чем ему. У нее, когда она смотрела на него, были такие голубые глазки, такие голубые... Разбудил его настойчивый стук в дверь. Протирая глаза, он открыл дверь тете Вале.

- Где Катюша? - спросила она с порога, врываясь в квартиру.

- Спит. Да пусть поспит, я ее вечером заведу, - неожиданно для самого себя сказал Терех.

- А чо это ты такой добрый? - подозрительно осведомилась тетя Валя.

- Да жалко, что ли? - как можно равнодушнее сказал Терех и стал смотреть даже не на кукольное личико Кати, а на стенку, где он еще в прошлом году нарисовал собаку, за которую его побила мамка.

- Ладно, пусть поспит пока. Но смотри у меня, урка! - сказала тетя Валя, поднеся к самому его носу мозолистый рабочий кулачок.

Катька осталась в Танькиной кровати, и Терех опять мог на нее смотреть. Потом она заворочалась, захныкала спросонья, и почему-то у него куда-то упало сердце. Катя открыла мутные спросонья глазенки, а через мгновение уже смотрела на него вполне осмысленно. И Терех стал показывать ей рыбок в трехлитровой банке. Рыбок ему подарила бабка на день рождения еще осенью, а на аквариум так сбиться и не смогла, колхоз ей тогда не дал машину для картошки. Так, блин, картошка и погнила в подполье, бабке столько картошки было не надо, вот и не купила она тогда Тереху аквариум. Половина рыб из-за этого передохла, но оставшиеся поражали своей живучестью и мотыля жрали целыми пригоршнями. Катька уткнулась носом в аквариум, поражаясь бурной жизни, которую вели крошечные рыбки в таком небольшом пространстве...

И уже даже когда Макаровна вернулась от Ленки чем-то сильно расстроенная, Катя стала часто просить знаками маму вечерами отвести ее в гости к Тереховым, плача и колотясь в дверь. Мама была от ее просьб в смятении, когда Терех широко распахивал на их стук двери, она видела полуспущенного на пол с дивана его пьяного в дым папу. Но мама не знала, что спящий папа Тереха был совершенно безобиден и совсем не мешал им играть. Старшие Тереховы так и не смогли согласовать в Горгазе установку газовой колонки, папе Терехову все время было некогда, после работы ему все время свистели со двора, после чего он сразу заваливался на диван. Поэтому в ванной у Тереховых до сих пор стоял огромный титан. И Катя с Терехом могли часами сидеть в ванной при свете веселого огня, поедавшего щепу в чугунном титане, рассматривать Танькины открытки и азбуку с большими, на весь разворот картинками, на которых дяденьки в галстуках улыбались им на фоне земного шара и разлетающихся в разные стороны белых голубей. Тереху сказали в садике, что они с Катькой живут как раз на таком шарике, а он сомневался. Катя задумалась надолго, а потом мысленно согласилась с Терехом. И как сами эти дяденьки с шарика не падают, когда выпьют водки как папа Тереха?

А иногда папа близнецов, дяденька Кондратьев, брал их с собой в голубятню, и они могли часами сидеть в шатком домике на четырех деревянных столбах. Голуби дяденьки Кондратьева были непохожи на тех, что были нарисованы в азбуке. Дяденька Кондратьев говорил, что в азбуке нарисована шелупонь беспородная, за которую на базаре только по шее дадут, а веточки в клювики своим голубям он запретил засовывать Тереху, которому очень хотелось, чтобы голуби полетели в разные стороны с веточками как в азбуке.

Дяденька Кондратьев ходил в замечательных немецких сапогах, которые он сам добыл на войне, и сносу этим сапогам не было. Вот хоть куда в них топай, хоть по деревьям лазай. Он даже в них две реки форсировал - так им хоть бы хрен! А ведь еще неизвестно, где тот немец в них шастал, ну, тот, который носил их до дяденьки Кондратьева. И то, что в их стране таких сапог не производили в массовом пошиве, дяденька Кондратьев видел тайный стратегический умысел. Вон, у них в стрелковом взводе только у старшины были хорошие хромовые сапоги, а у всех остальных - опорки! Смотреть страшно! А ведь когда их из теплушек прямо в первый эшелон ссадили, не май месяц был, однако. И дяденька Кондратьев искренне считал, что они тогда немца помяли и высоту они какую-то на букву "б" взяли, которая две недели переходила из рук в руки, только потому, что всем до зарезу были нужны немецкие сапоги.

И хотя столько нового для себя открыла в мире Катя, выйдя ненадолго из-под стола Макаровны, она чувствовала, что ее мама всем крайне недовольна. Мама говорила папе, что на сердце у нее почему-то так тревожно, что надо срочно отправлять Катьку в садик, а ей самой надо на какую-то другую работу, чтобы хоть немного следить самой за дочерью. Папа вздыхал и говорил, что все изменится, если он все-таки уедет на полгода от Вали. А как жить без Вали в далекой дали, он не знал. И из-за этого у Катьки на душе тоже не было радости, будто она и впрямь выдернула нечаянно из колоды, спрятанной под диваном, десятку пик.

Вот и тете Дусе не довелось долго порадоваться, когда у Тереха неожиданно пропал папка. Перед самой весной, когда лед на реке уже покрылся ноздреватой рыхлой шапкой, Терехов-старший пристрастился заниматься подледным ловом. Рыба шла на на его мотыля словно слепая. Он так увлекался, что приходил домой с полным ящиком, доверху набитым плотвой и подлещиком. Всем домом они тогда жрали Тереховскую рыбу, кошка Макаровны от нее уже морду воротила, а у самого Тереха весь балкон был завешан серебрившимися на солнце трупиками. И тетя Дуся, матерясь, таскала белье с четвертого этажа сушиться в дворовую беседку. Она всем эту рыбу раздавала, потому что она до такой степени замаялась ее чистить, что ей очень хотелось тем же ножиком соскрести с самого старшего Тереха чешую.

И вдруг перед самой Пасхой старший Терех пропал с концами. Очевидцы только говорили, что он, в болотных сапогах, взбирался на непрочный, трещавший уже лед и долго полз с ящиком и коловоротом к подготовленной лунке перед самым ледоходом. Но через два дня его все-таки спасли уже в низовьях реки на вертолете. Он страшно матерился и не хотел забираться в вертолет без бура и рыбы. А потом, допивая водку уже в вертолете, он крыл пилотов как попало, из-за того, что они за ним поздно прилетели, потому что у него что-то там чуть ко льду навсегда не примерзло. Об этом случае даже написали в городской газете с портретом геройского экипажа вертолета и пьяным Тереховым без шапки, и потом его даже стали узнавать на улице.

Но после той рыбалки он, правда, долго болел. Водку тетя Дуся ему из вредности не покупала, а то бы он, конечно, сразу вылечился. Это уже была самая настоящая весна. Первая, которую хорошо запомнила Катька.

И почти до самого мая, всю последнюю перед школой весну, Терех просиживал вечерами с Катькой. В ванной тогда приходилось навешивать на дверь ватное одеяло, но все равно было слышно, как папка выздоравливает, сволочь. Впервые с Нового года он вдруг опять взял в руки трофейный аккордеон. Соседи стучали в стенку, но он продолжал играть, и дом смирился. Ну, что взять с больного человека? Нет, в целом весна была какая-то неудачная. Холода стояли весь апрель, а небо было затянуто плотными тучами, моросящими мелким нудным дождем. А от папкиной музыки три рыбки сдохли.

Перед самыми майскими праздниками Терехова-старшего выперли с больничного, и у него случился большой запой на 9 мая. Он на весь подъезд вспоминал погибших друзей, перед вечной памятью которых все суки, что всю войну жирели у них в подъезде по броне, должны были с благодарностью проблеваться. И Катя все майские праздники сидела дома, потому что, перед тем как уехать в деревню на картошку, тетя Дуся сама сидела на подоконнике в подъезде с Танькой, Терехом и синяком под левым глазом. Потом пришли милиционеры и забрали их папу с собой. Катя слышала, как они все топали по лестнице, как папа Тереха кричал: "В ментовку сдали, суки! Вот дождетесь меня через пятнадцать суток!" А потом, когда тетя Дуся уже выходила из подъезда с собранной наспех сумкой, Катя стояла у окна и смотрела им вслед, потому что тянувшийся за нею Терех все время оглядывался на ее окно.

5. Десятка треф