Так чем же все-таки отличается литература от письменности?
Несколько слов о том, что же отличает литературу от письменности. Итак, юбилей Шолохова толерантные начали с января 2005 года. Он уж много лет, как мертв, никому ответить не смог. Его в союзе не переиздавали долго, а потом было время, когда людям было не до литературы вовсе.
Надо же понимать, что время для литературы вообще изменилось. когда он писал «Тихий Дон» — и кино было в диковинку. Все хотели наесться видиков, и я — не исключение. «Тихий Дон» в школе не проходили, это не хрестоматийная классика. А ведь начало 90-х — это пик интереса к латиносам.
И бой принимают образы героев, которых на самом деле никогда не было один в один.
Местечковый хам ратует за местечковых писателей, за их неоценимый вклад в сокровищницу. Стыда нет абсолютно. На полном серьезе уже равняться лезут! Я ценю как некий артефакт эпохи роман «Жизнь и судьба» Гроссмана, но никаких трогающих душу героев, способных жить вне книжки, да еще, когда давно никто книжек не читает — у него нет. НИ ОДНОГО! Что касается Пастернака, его доктор Живаго — попахивает мертвечинкой. В аналогичном, но просоветском «Хождении по мукам» — все сделано намного мастеровитее. А уж заикнись про «Бег», «Белую гвардию» — так и зачем этот Пастернак?
Надо же хоть немного понимать, куда лезут и с чем. Нынче не сталинское время, когда надо Великому Кормчему польстить или наоборот кукиш вывернуть. Нет никаких героев у Пастернака. Потому сам он — плевок по внутренней структуре.
А Шолохова отбили его герои, никогда не жившие в реале! поскольку первое качество настоящей литературы — ОБРАЗ. Смотрите, за все время, пока местечковые хамы удерживают все стратегические высотки в литературном процессе — ни одного образа всем околотком не создали.
Но ОБРАЗ — это не только образ героя, но и некий чисто литературный образ, поскольку русский язык сам по себе необычайно образный. Я специально написала сказку «Последний дюйм» на спор с одним толерантным, показывая, как можно жонглировать раличными литературными образами.
Естественно, они даже не понимают, что такое образ, чувствуют щупальцами какую-то магию. Обычно называют это «истерикой». Обжигает.
Не дали нормально развиваться в литературе — кровью своих детей ответят за каждую нерассказанную историю. Но когда я со всей махиной образности переселяюсь в бублицистику, это ведь еще страшнее может получиться.
Можно сказать, что если из произведения не перешли в устную речь — литературные обороты и образы, мы имеем дело с письменностью, а не с литературой.
Мне часто пишут, что все подхватывают из бублицистики образы и обороты, мысли, темы и т.д. Без ссылок на меня, естественно. Типа денежки на моем лабают. Я в таких случаях лишь ухмыляюсь.
Во-первых, с ними подхватывают и кое-что впридачу. А во-вторых, для этого и пишу. Любому запевале хор нужен. Одна из моих задач – чтобы мысли воспринимались, как на днях выстраданное самими же. Открытые моральки – это отнюдь не качество настоящей литературы. Она должна лишь отразить жизнь под нужным углом, чтобы каждый сделал выводы самостоятельно.
Потому и на мои странички лезут большей частью не собеседники, желающие уточнить мою и собственную позицию. Первыми лезут профессиональные делательщики выводов. Наглости их просто поражаюсь: с одной стороны они не верят в силу слова вообще, с другой стороны стараются напакостить словом в чужих душах. Это скоро закончится, причем, очень плохо для многих. Ведь главное качество настоящей литературы — она помогает душе выстоять. Настоящая литература не капает в душу сладким ядом. Напротив, делает иногда больно, но помогает подняться с колен.