Позови меня трижды...

Глава 14. ТРЕФОВЫЙ ВАЛЕТ

Вот как падает первым трефовый валет - гадание верное. Означает, что знакомые твои могут оказаться военными. Ну, такими военными... Ниже офицерского чина. Приятеля означает, друга, заступника. А другой валет появится, значит будущее станет беспокойным и безрадостным. Хлопоты одни. С пиками - никто тебе не поможет, нет заступника при пиках. Отступничество одно. Да, при пиках и трефы не в масть.

* * *

День шел за днем. А поскольку времена не менялись, то и разницы в этих днях Катя не различала. Она ходила в школу, к которой постепенно притерпелась, а еще она посещала музыкальную школу и кружок иностранного языка. Она чувствовала, что многое упускает из того, чему когда-то учили девушек в их городе в Первомайском исполкоме. Поэтому она усердно разучивала вальсы, польки, гавоты и отрабатывала произношение английских и немецких слов.

Череда дней сливалась в сплошную шелковую бахрому, и Кате иногда казалось, что она не живет, а только все так же наблюдает из-под стола за жизнью, не понимая ее сути до конца, потому что видит не лица, а лишь заношенные стоптанные башмаки. Время тикало и тикало внутри старенького будильника. К Крестику Катя больше ни разу не ходила, не довелось. Ночью, спустя неделю после ее последнего похода, появилась Анастасия и сдержанно попрощалась навсегда. И когда оборвалась эта последняя ниточка, время ускорило свой ход, дни слились в неразличимые недели и ничем не примечательные четверти, и года полетели как птицы. Вот только вчера пошла она в пятый класс, но оглянуться не успела, как оказалась в восьмом.

Терех приходил теперь совсем редко, как-то он сквозь зубы сказал, что близнецы поступили в суворовское училище и уехали из дому, чтобы маме было легче их поднимать. Катя расстроилась и долго плакала, потому что он даже не позвал ее на проводы. Но Терех сказал, что проводов не было, у тети Гали денег в обрез хватило сразу двум на билеты. Он почему-то перестал ей смотреть в глаза, в кино уже не звал, но частенько звонил по телефону, ничего не говоря, и только дышал в трубку. Катя знала, что это звонит он, потому что никому больше свой номер не давала. Да ее об этом, в общем-то, никто и не просил.

В один из таких серых зимних дней, Катя, как всегда одна, медленно возвращалась из школы по заметенным снегом дворам. Шла себе, шла и глазела на просвечивающие уже звезды и катившийся следом бледный рожок месяца. Печаль почему-то щемила сердце, а душу - слезливая девичья грусть непонятно о чем. Заходить в дом совсем не хотелось, да больше и идти-то было некуда.

В подъезде было опять накурено. Поднимаясь по лестнице к двери своей квартиры, она услышала с площадки этажом выше, у почтовых ящиков, висевших на стене, тихий голос, позвавший ее: "Катя! Катенька! Поднимись сюда!". Через перила к ней перегнулся худой мужчина с запавшими скулами, затравленным взглядом и совсем седой головой, в нем Катя с трудом узнала мальчика, которого не видела шесть лет. Бросив портфель у двери, она, перепрыгивая через ступеньки, побежала к своему товарищу детства, он стоял перед нею в пальто с каракулевым воротником, побитом молью. На это пальто его мама сбилась перед тем самым страшным вечером, когда его забрали на долгие-долгие годы.

- Валерка! Валерка, милый! Тебя когда выпустили?

- Я месяц уже в городе. Не хотел к тебе приходить в таком виде. Знаешь, ты единственная меня узнала... Никто даже разговаривать не хочет, на работу не берут, прописаться у матери не могу. Вышлют меня, наверно, за тунеядство, - выпалил он, срываясь, сквозь истерическое рыдание.

- А Терех? Он что, тоже не узнал?

- Да причем тут Терех-то, как Терех-то не узнает? Но чем он может помочь? Его самого-то от детской комнаты на работу пристроили. В армию его заберут весной.

- Нет, осенью. У него день рождения в сентябре.

- А ты откуда знаешь?

- Я же к нему каждый год хожу, он за неделю зовет. Таньке, правда, не нравится. Она все на меня шипит: "Сопля, липучка!".

- Сама-то!

Валерий сел на ступеньки, закурил еще одну папиросу.

- Валер, ты есть хочешь? Не бойся, у меня дома никого нет! Ты как адрес-то наш узнал?

- У матери. Твои ей все это время помогали, окна она у вас мыла, помнишь? Я к тебе лучше не пойду, вдруг родители твои придут. Меня сейчас никуда не пускают. К Бобке пришел, у него семья уже, одной дуре из общаги ребенка сделал, так он меня даже в коридор не пустил.

- Пойдем-пойдем! А то соседки подслушают, еще хуже будет! Ты приходи вот так же днем, никого, кроме меня, дома и не будет. А я - не Бобка, в коридоре держать не буду. У нас борщ наварен, пожрем сейчас, пошли, Валет!

Валерий с жадность ел вторую тарелку жирного наваристого борща. Катя сидела напротив, жалостно подперев рукой щеку.

- Ты школу-то хоть закончил?

- Не-а, меня из колонии в лагерь быстро турнули, не успел. Да и числилось за мной в колонии слишком много.

- Терех и то сейчас вечернюю школу заканчивает. Но после этой комнаты милиции ему одна дорога - в армию. Из-за Таньки туда на учет попал, две драки в школе с ее ухажерами учинил. Как тебя забрали в тюрьму, он какой-то стал вспыльчивый, рассеянный. Чуть что не так - сразу в морду! На дневное отделение тебя никуда не возьмут, там анкеты строгие, даже, если пройдешь, потом вышибут.

- А на вечернее или заочное тоже не примут, меня ведь на работу не берут. Вот если бы...

- Да, я все понимаю, о чем ты, Валет! Я сама об этом думаю. Я, конечно, попробую. Деньги твоей матери кто из моих носил?

- Мама твоя, она и окна мыть за деньги приглашала. Но, конечно, вечером ходила, чтобы никто не видал.

- Ну, тогда еще можно попробовать. А то у меня папик без верховного указа пальцем не пошевелит. Не боись, пробьемся! Жри давай, я тебе чаю налью.

- Мне бы хоть какой-то техникум закончить, мне так, Катюха, не подняться!

- Ты только мне пообещай...

- Ничего никому я нынче не обещаю! Но я постараюсь удержаться и думаю, что с этим у меня - концы! Больше я в тюрьму не хочу.

- Валерка, Валерка-а! Что же вы наделали тогда...

- Лучше молчи об этом, Кать... Я тебя с трудом узнал! Надо было очень, вот и узнал. А так, как тебя узнаешь? Ты ведь тогда совсем соплюшкой была... Знаешь, из нашей команды ты единственная оказалась мужиком!

- Ладно, Валет, иди! Ты мне пару дней дай на разгон, а потом - позвони.

- Нет уж, я лучше приду! А то ты по телефону попросишь еще через денек перезвонить...

- Да не боись ты! Что ты меня не знаешь?

- Я, Катя, оказывается, никого не знал раньше! И осталась у меня единственная надежда на Катьку-соплю, если я и эту надежду потеряю, я, Катя, жить с вами не останусь! Ну, вас всех на хрен! - выговорил Валерий с рыданием, давясь булкой.

- Ну, ты, Валет, даешь! Ты не каркай раньше, а то все сглазишь! Иди, давай! Мне надо все обмозговать, да еще случай выждать. Ждать и догонять - это, конечно, самое последнее занятие, но тебе, Валера сейчас это и придется делать. Так что наберись терпения, я не продам.

Валерий прекрасно понимал, что в такой ситуации бывшему тюремщику в их сравнительно небольшом городе мог помочь только Катин отец, который стал уже начальником цеха. Как-то надо было обустраивать свою жизнь, тянуть младших, которым надо было что-то и в казарму из харчей послать. А ведь ему уже стукнуло двадцать два... Если бы только его приняли на работу! Там бы уже можно было подумать обо всем остальном. Только бы Катька сдержала слово!

И Катя его сдержала. Какой уж там случай ей представился, но уже тем же вечером к Кондратьевым в дверь постучалась ее мама.

- Здравствуй, Галина!

- Здравствуйте, Валентина Петровна!

- Ты что же мне не сказала, что у тебя старший вернулся?

- Да как-то так все...

- Где он?

- Да в спаленке... Лер! Выйди-ка сюда! Катина мама зашла!

Из большой темной комнаты, превращенной стараниями Галины еще в одну спальню, вышел заспанный помятый Валерий. Он был в старой отцовской майке и спортивных штанах с вытянутыми коленками. Наколок на нем не было.

- Здрасьте!

- Тебе, Валерий, паспорт-то дали?

- Нет, без устройства на работу не дают. Прописки у меня нет, Валентина Петровна, без прописки на работу не берут, а без работы у матери не прописывают.

- Известное дело, сказка про белого бычка. Ты оденься, проводи меня по темени, а то, не ровен час, шарахнет какой-нибудь такой же варнак.

- Ладно, я сейчас.

Когда Валерий вышел из комнаты, Катина мама украдкой сунула четвертную Галине: "Отдашь, когда сможешь! Бери-бери, тебе сейчас этого лба чем-то кормить надо!"

Они шли по темному переулку, с которым у Валентины Петровны было связано столько всего разного, в этом доме столько пережито, передумано. Вот окна их бывшей квартиры, там и Катька родилась. Господи, что с этой Катькой делать?

- Ты, Валерий, завтра в отдел кадров в заводоуправление иди, мы с Василием посоветовались, он решил тебя на работу взять. В бригаду передовую пойдешь, вкалывать будешь, как бедный йорик.

- А кто такой - йорик?

- А я откуда знаю? Говорят так. Потом они там как-то поручаться за тебя, и ты паспорт получишь. Если ты эту круговерть не пройдешь, сорвешься там, напьешься, то и будет тебе - век свободы не видать!

- Спасибо, Валентина Петровна! Я не сорвусь!

- И вот что еще. К Катьке больше клинья не подбивай! Не порти девке жизнь! У нее совсем другое будет, не твоего она поля ягодка. Не забывай, кто ты есть!

- Да помню я все, Валентина Петровна! Катя ведь не моей ягодкой стала еще до тюрьмы, как отец умер. Мы тогда перестали к вам в гости ходить, а как мать ушла с вашего участка бутылки мыть на пивзавод, так она Галей стала, а Вы - Валентиной Петровной! А ведь она Вас на пять лет старше! Вы не обижайтесь, это я об том, что нас с Катей давно жизнь развела, я Вам за все очень обязан. Не на Вас я, на жизнь в обиде!

- Валера, я очень прошу тебя, не тронь ты Катьку! Может, я, что не то говорю, но я тебя за Катю со свету сживу!

- Да что Вы так? Я же ничего такого не делал, просто встретились случайно...

- Да не ври ты! Что я, Катьку или тебя не знаю?

- А помните, Валентина Петровна, Вы выкатили колясочку в наш двор, Вам на почту идти было с коляской не с руки. Вы меня позвали и сказали: "Покатай, Валерик, там невеста твоя спит!".

- Да это когда было-то, ну, сказала в шутку!

- Это было летом, мне было тогда шесть лет, и отец мой был живой, они с Вашим мужем были мастерами, дружили. Но я Вам обещаю, ничего с Катькой плохого не будет, я обещаю.

- Ой, смотри мне, - и Катина мама сунула маленький кулак Валерию под нос.

Обратно Валерий возвращался пружинистым, бодрым шагом. Вот, молодец Катька! Тут же родителей своих настропалила! Он даже не мог мечтать, что все в его жизни так быстро перевернется. Работать он умеет, а там он сам определит, где и чья ягодка.

Но потом он остановился у фонарного столба, и рыдания мелкой дрожью сотрясли его плечи. Он сердился на себя, но ничего не мог поделать. После тюрьмы, на воле, он иногда не мог совладать со своими совсем расшалившимися нервами. С этими походами по старым знакомым, по объявлениям "Требуется..." и в паспортный стол он совершенно дошел до ручки. Сегодняшний визит к Катьке совсем его доконал. Стыд и горечь мучили его. Хотя все прошло так, как он и рассчитал. Катькин отец примет его на работу. Терех давно советовал ему пойти к ней, но что-то все удерживало его, может быть остатки гордости, не выбитые в тюрьме вместе с зубами?

Он вспомнил сегодняшнюю Катьку. Какой же красавицей она стала! И все та же: "Валерка, милый!". Глаза сияли, смеялась все также и, если бы он только поманил пальцем, кинулась бы ему на шею. Как же ему теперь заставить себя отказаться от нее? Если он еще раз сунется к Катерине, то на будущем можно поставить жирный крест. Да, ладно, ничего в ней и не было такого, чего не было бы у других. Все в норме, он поднимется, он еще такую бабу себе найдет, не чета этой Катьке! Ах, не его она поля ягода! Она еще пожалеет, в ногах валяться будет. А у него других ягодок будет полный кузовок!

* * *

Радость ожидания стала уступать горечи, отчаянию. На третью неделю бесполезного ожидания Катя поняла, что Валера к ней больше не придет. Она перестала кидаться каждый раз к телефону, на каждый звонок в дверь. В сердце возникла пустота, которую нельзя было заполнить ни чем, кроме Валерки. Хуже всего, что после того прихода Валеры сразу же перестал приходить и даже звонить Терех. И Катя осталась совсем одна. Никто ничем ей не мог помочь, она даже карты в руки не брала. Какой смысл знать свою судьбу заранее? И надо было еще ходить в школу, следить, как за огромными окнами класса проходит жизнь: утро сменяется блеклым днем с трамвайными звонками и автомобильными гудками, потом день угасает, зажигаются фонари и неоновые вывески ядовитых, как маринованные жуки, цветов.

15. С песней по жизни